Помните середину девяностых? Тогда глянец внезапно переключился на новый культ — болезненно-бледных лиц, худых тел, спутанных волос и взгляда, словно из другого мира. Всё выглядело так, будто модели только что пережили бессонную ночь, а потом прямо с улицы оказались на обложке журнала. Это и назвали heroin chic. Никто открыто не рекламировал наркотики, но сходство с их последствиями бросалось в глаза. В глянце появлялись фото, где юность выглядела выжатой досуха, а одежда была частью этого туманного настроения. Фотографы приносили в журналы дух уличного «грязного реализма», а бренды радовались шуму вокруг и купались во внимании.
Но в 1997-м всё резко изменилось. Молодой фотограф Давиде Сорренти, чьи снимки и стали символом стиля, умер из-за осложнений хронической болезни. Его смерть стала толчком для громкой критики. Мать, Франческа, открыто выступила против романтизации зависимости и использования слишком юных моделей. И тут уже вмешалась политика. 21 мая президент США Билл Клинтон вышел к прессе и заявил, что «гламуризация героина» — это «уродливо и разрушительно». Эти слова облетели мир, и само словосочетание heroin chic стало звучать не как тренд, а как предупреждение.
Эпоху это не стерло, но правила поменялись. Журналы начали внимательнее подбирать кадры, бренды задумались о репутации, а агентства обсуждали кодексы и границы ответственности: где искусство, а где эксплуатация. «Усталую красоту» окончательно не убрали, но использовать её стали осторожнее.
С тех пор одно ясно: как только фотография выходит за пределы студии, она перестаёт быть просто картинкой. Любой мрачный образ в моде теперь оценивают не только по эффекту, но и по цене, которую за него может заплатить реальный человек.
